Все эти виды занятости (кроме, пожалуй, наемного труда) получили импульс к распространению в мире и в России, в том числе, благодаря развитию ИТ-платформ цифрового труда.
Возможность быстро и дешево обрабатывать большие массивы данных породило такое явление как цифровой труд (то есть, труд, организованный посредством цифровых технологий), бурно развивающийся благодаря функционированию ИТ-платформ цифрового труда. Такого рода платформы (за рубежом это, например, Uber, в России — Yandex Go, Dostavista, Freelance.ru, Profi.ru и др.) позволяют в режиме реального времени размещать заказы на выполнение той или иной работы, а исполнителям — принимать эти заказы, получая за это вознаграждение. Работа с помощью таких платформ, являясь, фактически, формой аутсорсинга, требует принципиально новой организации труда и технологических процессов на предприятиях, поскольку дает возможность выполнять часть (а зачастую, основную часть) рабочих задач предприятия силами людей, не являющихся работниками предприятия и не входящих в его штатную численность
Использование платформ цифрового труда выгодно и компаниям (позволяя гибко управлять привлеченным трудовым ресурсом), и нанимаемым таким образом работникам (в том числе, лицам с ограниченными возможностями, мигрантам, людям, заинтересованным в работе в режиме неполного рабочего дня и др.), которые имеют возможность получать доход, выполняя заказы. В то же время, подобного рода занятость является социально практически не защищенной. Есть и ряд этических проблем, связанных с ней, в частности, проблема «закрепощения» исполнителей, когда платформа налагает на исполнителя ограничения вплоть до запрета пользоваться платформами — конкурентами, или невозможность исполнителю отказаться от выполнения поступившего заказа, поскольку это повлечет за собой снижение его рейтинга, а, следовательно, и снижение количества и качества заказов в дальнейшем (характерно, например, для такси).
Использование таких платформ несет в себе риски прекаризации труда, для которой характерна негарантированная, социально незащищенная занятость.
Дополнительный импульс развитию такого рода занятости придала пандемия COVID-19, в период которой многие предприятия были вынуждены перевести штат работников на удаленную работу, что позволило им выполнять дополнительные заказы, в том числе, через платформы цифрового труда. Кроме того, изоляционные меры породили бурное развитие сервисов доставки самых разных продуктов, а также получения удаленных услуг, в том числе таких, которые ранее удаленно не оказывались (например, онлайн фитнесс-тренировки).
Международная организация труда (далее — МОТ) разделяет платформы цифрового труда на две большие группы: 1) платформы на основе веб-технологий и 2) платформы на основе геолокации [8].
Работники платформ на основе веб-технологий выполняют заказы в удаленном режиме. Например, это переводы, юридические услуги, программирование, модерация контента и др. Работники платформ на основе геолокации (то есть, определения местоположения заказчика и исполнителя услуги в реальном времени) выполняют заказы в определенных физических местах. К таким услугам относятся услуги такси, доставки, уборки, выполнения разовых работ по дому и др.
Согласно вышеупомянутому Докладу МОТ, количество платформ на основе веб-технологий и платформ на основе геолокации в мире выросло со 142 в 2010 году до 777 в 2020 году. При этом значительная их часть сосредоточена всего в нескольких странах: США (29%), Индия (8%), Великобритания (5%).
Платформы цифрового труда предлагают работникам как трудовые отношения (в отношении, как правило, квалифицированных специалистов, которые нанимаются в штат и задачей которых является поддержание и развитие самой платформы), так и отношения самозанятости, а, фактически, посреднические услуги между нанимателем и исполнителем. Так, например, фрилансерская платформа PeoplePerHour, имея в штате около 50 работников, обеспечивает заказами около 2,4 млн фрилансеров, платформа Appen: 800 / 1 млн., HackerRank: 200 / 11 млн., Uber: 26 000 / 5 млн. Несмотря на то, что данные о количестве привлекаемых через платформы самозанятых работников, как правило, не разглашаются, опросы, проведенные исследовательскими институтами и статистическими бюро в странах Европы и Северной Америки в 2015-2019 гг., показывают, что доля взрослого населения, имеющего занятость на цифровых платформах, находится в диапазоне 0,3% — 22%.
Распределение спроса и предложения труда, организуемого посредством цифровых платформ на основе веб-технологий, характеризуется неравномерностью. Спрос формируется в большей степени на стороне развитых стран, а предложение (удаленные работники) — на стороне развивающихся. Российская практика работы платформ на основе геолокации показывает, что спрос формируется в большей части со стороны коренных жителей местности, а предложение — со стороны трудовых мигрантов.
Платформы цифрового труда создают принципиально новую схему организации труда и бизнес-моделей предприятий, которые пользуются такими платформами для привлечения исполнителей. В докладе Deloitte о глобальных тенденциях в сфере человеческого капитала такая организация труда названа «экосистемой рабочей силы», которая заменяет собой традиционные трудовые отношения. Взаимодействие с платформами цифрового труда вынуждает организации менять свои внутренние бизнес-процессы и организацию труда. Так, например, многие рестораны (особенно в ходе пандемии COVID-19) адаптировали свои бизнес-процессы под быструю доставку под запрос клиента.
Занятость «по запросу» позволяет работодателям значительно экономить на издержках, привлекая рабочую силу ровно в том объеме, который необходим для выполнения конкретной задачи, а также пользуясь ресурсами платформ для взаимодействия с широким кругом клиентов (Садовая, 2018). В то же время, продолжительность рабочего времени работников, привлекаемых на таких условиях, является непостоянной и нестабильной. Согласно докладу МОТ, у работников платформ на основе веб-технологий и платформ на основе геолокации различная фактическая продолжительность рабочего времени. Так, работники платформ на основе веб-технологий трудятся, в среднем, 27 часов в неделю, при этом около половины таких работников заняты на другой оплачиваемой работе в среднем 28 часов в неделю. Зачастую, их рабочий график может быть непредсказуемым и не укладываться в фиксированные часы, так как их клиенты могут находиться в разных часовых поясах. Что касается работников платформ на основе геолокации, то их занятость характеризуется высокой интенсивностью: в среднем, 65 часов в неделю для работников такси и 59 часов в неделю в сервисах доставки.
Все вышеуказанные трансформации в сфере труда под влиянием цифровизации привели к изменениям его содержания и характера. Так, процесс формирования и развития специфики труда определяет его характер в целом. При этом происходят трансформации в общих и частных его признаках. В первом случае отражаются последствия реализации тех или иных форм собственности. Частные признаки раскрывают особенности содержания труда и его специфику. Анализ современной практики применения труда дистанционных работников позволили выявить следующие тенденции: по результатам исследования, более половины работников вынуждены применять для коммуникаций с коллегами некорпоративные средства (WhatsApp, Viber, Telegram, VK, Hangouts, Slack), т. е. использовать мобильную связь, компьютеры и гаджеты, а также самостоятельно оплачивают затраты на оплату электричества, если работают дома.
В российской практике дистанционная занятость регламентируется Трудовым кодексом РФ (глава 49.1) [9]. Ситуация, в которой оказались предприятия в период пандемии коронавируса COVID-19, когда временно на режим дистанционной занятости были переведены 30% и более сотрудников организаций, способствовала законодательному уточнению многих аспектов дистанционной занятости, которые ранее не были законодательно регламентированы. Федеральным законом № 407-ФЗ «О внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации в части регулирования дистанционной (удаленной) работы и временного перевода работника на дистанционную (удаленную) работу по инициативе работодателя в исключительных случаях». Дистанционная (удаленная) работа определяется как «…выполнение определенной трудовым договором трудовой функции вне места нахождения работодателя, его филиала, представительства, иного обособленного структурного подразделения (включая расположенные в другой местности), вне стационарного рабочего места, территории или объекта, прямо или косвенно находящихся под контролем работодателя, при условии использования для выполнения данной трудовой функции и для осуществления взаимодействия между работодателем и работником по вопросам, связанным с ее выполнением, информационно телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, и сетей связи общего пользования» [10]. При этом данный закон расширил возможности как работодателя, так и работника гибко подходить к организации дистанционной занятости, позволяя переводить работника на дистанционную работу временно (на срок до 6 месяцев), а также организовывать гибридный график работы, когда работник имеет в организации стационарное рабочее место, но, по согласованному графику, может осуществлять свою работу как в офисе, так и удаленно. Последний вариант получил достаточно широкое распространение на предприятиях как за рубежом, так и в России ввиду того, что он создает для работников дополнительные возможности улучшения баланса работы и личной жизни, а для работодателя, соответственно, создать для работников более привлекательные условия труда.
В российской практике выделяются следующие проблемы дистанционной занятости в цифровой экономике: возникновение гибридных социально-трудовых отношений (в частности, оформление наемных работников как самозанятых с целью экономии на налогах), увеличение продолжительности рабочего времени работников, тенденция к использованию работниками собственных средств труда (компьютеров, телефонов, личных мессенджеров и т. д.), недостаток цифровых компетенций у населения [11], необходимость изменения подходов в управлении персоналом (построение системы мотивации дистанционного персонала, организация виртуальных рабочих мест, развитие цифровых компетенций сотрудников, внедрение командной формы организации труда, трансформация системы коммуникаций), увеличение объема электронного документооборота, увеличение количества ИТ-сотрудников, обеспечивающих работу систем удаленного доступа, а также информационную безопасность, увеличение количества совещаний (что, зачастую, вызвано недостатком управленческих компетенций руководителей, усиливающих таким образом контроль за деятельностью сотрудников.
Работа над преобразованием информации не требует привязки работника к определенному рабочему месту. Доступ в сеть Интернет позволяет получать доступ к устройствам, объединенным сетью, практически из любого места. Таким образом, рабочее место также становится «виртуальным», дистанционным. Поменялось определение рабочего места в российском трудовом законодательстве: «Рабочее место — место, где работник должен находиться или куда ему необходимо прибыть в связи с его работой и которое прямо или косвенно находится под контролем работодателя» [10]. Все более широкое распространение получают автоматизированные (АРМ) виртуальные рабочие места (ВРМ) (
рис. 2).